Про наказ Виллара о чем-то там поразмыслить я, признаться, тогда забыл. Мне не хотелось идти к себе в каюту: я был слишком взвинчен. Ноги сами направили меня в «Омегу», в ангар номер восемь.
У прозрачной колонны с зооуголком одиноко стояла Савитри. Свет в зале был потушен и включился лишь по моему требованию. Док даже не оглянулась — наверное, ее сенсорник был настроен сейчас на круговой обзор:
— С щитом иль на щите? — произнесла она.
— Чего?
— Да ничего. Я пошутила. И так видно, что ни щиты, ни мечи у вас в ход не пошли.
— Даже моргенш… штерны не пошли. А что ты тут делаешь в темноте?
Я подошел к самой колонне и встал возле дочери Варуны.
— Смотрю. Думаю. Никак не могу поймать одну мысль… Она не дает мне покоя, но и не дается, чтобы я ее поймала и могла как следует обдумать. Вот видишь эту клетку?
Девушка, не глядя, указала на загончик с белыми, серыми и черными лабораторными крысами. Проснувшись, они потягивались и отчаянно зевали, показывая розовые пастишки и рыжие резцы.
— Иногда я пересаживаю бельчонка в другой контейнер, а в его колесо кладу крысу, — продолжала Савитри, изучая, как мне казалось, носки собственных праздничных туфель. — Иногда спросонья она начинает перебирать лапками, бежать в колесе. Потом до нее доходит, что на самом деле она никуда не бежит. Побродив по беличьей клетке, она забирается в уголок или обратно в колесо, но только затем, чтобы снова заснуть. Они очень ленивые и практичные животные…
— Как люди? — уточнил я.
— Люди — просто ленивые.
Одна из крыс — черная с белым брюхом — опираясь о решетку, вытянула морду, чтобы укусить за хвост сидящего на жердочке повыше белого крысюка. В самый ответственный момент он почуял неладное и поглядел вниз. Черно-белая крыска тут же сделала вид, что просто так изящно потягивалась, а когда он потерял к ней интерес, все-таки тяпнула его за ляжку. Крысюк взвизгнул, подпрыгнул, но самка благоразумно затерялась среди соседок.
— Да, они сообразительны, как ни один другой грызун, — засмеялась Савитри. — Вот я и пытаюсь понять: что заставляет нас и белок мчаться на одном и том же месте в этом колесе и что не дает остановиться, как это делает любая крыса? Мало того: стоит единственной крысе в новой группе познакомиться со свойствами этого колеса, тут же о нем узнают и все ее неопытные собратья. Вслед за нею они уже даже не пытаются его вращать. Это у них как озарение, нисходящее через одну особь и транслирующееся сразу на всю группу…
— Вот бы нам так… прозреть… — размечтался я, думая при этом о другом — о том, с чего бы это суровый Виллар вдруг так легко оставил меня без наказания? Все-таки я уронил авторитет его клоуна в присутствии многих свидетелей. Или Шутте — в самом деле всего лишь зарвавшийся коверный, который вообразил себя вершителем судеб? А как тогда быть с голосом моего «внутреннего гения», предупреждавшего не иметь никаких дел с компаньоном профессора?
— Да, вот эту задачу мне как раз и хочется решить, — отозвалась девушка.
— Ты специализируешься на психологии?
— В том числе и на ней…
— Савитри, а можешь поставить диагноз?
— Нет.
— Ну хорошо — просто предположить, с чем может быть связан один сон.
— Твой?
— Ну да. Иногда мне снится, что наша станция поменяла форму. Будто бы я смотрю на нее из космоса, и она уже не сферической формы, а просто круглая и плоская… как колесо, — я показал на прозрачную беличью игрушку за перегородкой. — И вращается, как бешеная.
Савитри прикрыла рот тыльной стороной руки и хохотнула в сторонку:
— Могу предположить, что ты зря перепрограммировал тогда свою Сорбонну — она бы тебе помогла.
Я с досады прищелкнул языком:
— Да ну тебя! Вообще-то это серьезно. Ты вот начала рассказывать про свои опыты, и я сразу вспомнил сон…
— Значит, ты чувствуешь больше, чем видишь и осознаёшь. Мы все здесь как белки, прикованные к этому проклятому колесу… Гонимся за какой-то целью, а вот догоняем ли?
— А для чего тебе весь этот зоопарк? Там, смотрю, еще и кролики…
— Да, и змеи, и хамелеон, а с другой стороны есть пара мартышек, но они уже спят. Я врач. Наблюдая за неразумными, пытаюсь проникнуть в тайны устройства разумных, — водя пальцем по пластику перегородки, девушка улыбнулась.
И тут я все испортил:
— Савитри, а почему ты никогда не смотришь на тех, с кем говоришь?
Она как-то дернулась, приподняла плечи, повернула лицо в мою сторону и впилась дымчатым взглядом мне куда-то в скулу или мочку уха. Вспыхнула и всё с той же неповторимой манерой походки юркнула прочь из ангара.
А я так и остался стоять, перебирая догадки — что же такого сказал.
Сенсорник просигналил о приват-вызове, и это был Варуна:
— Ты где, дуэлянт?
— В вашем ангаре.
— Э, братец, неправильно говоришь. В вашем ангаре! Давай-ка в спортзал, разомнемся. Есть к тебе разговор.
И я отправился на место постоянного паломничества всех трийпурийцев. Спортзал был сверхпопулярен, потому что большинство населения станции представляло собой молодежь, и нам часто хотелось куда-нибудь девать излишки энергии. Но сегодня, после праздника, громадная секция пустовала — только Варуна трусил на беговой дорожке в ожидании меня.
Недолго думая, я тоже сбросил ботинки, комбинезон и манипуляторы, а потом в майке и легких брюках, босиком, запрыгнул на соседний тренажер.
— Аури ничего не знает ни о каких военных установках на Луне, — сказал мой наставник. — Мы поговорили с ней.
— Значит, это все-таки проявилось из прошлого? — наслаждаясь легкостью и бегом, уточнил я.