Пари с будущим - Страница 100


К оглавлению

100

— Да вот как-то не похоже… Не характерно для порыва, я бы так сказал…

— А что характерно для порыва?

Он перешел на шаг:

— Невозможность контакта. Они видят нас, мы видим их, но физический контакт невозможен. То есть даже начни они с перепугу стрелять, наш виман никак не отреагировал бы на их баллисту, а ее удар не принес бы нам никакого вреда, поскольку произошел тысячи лет назад. И это только первая примета порыва.

— А вторая?

— Вторая — как правило, маркер. Его изумрудное свечение невозможно не заметить, он обязательно появится где-то на границе порыва. В этот раз не было и маркера… Поэтому я уверен, что лунный кратер действительно обитаем. Но вот чья же там техника, хотелось бы знать! Мне — особенно хотелось бы, я же оставляю тут вас…

— Что сказала профессор Аури?

Варуна повел плечом:

— Что будут разбираться, что еще она может сказать…

Я прибавил темп. Мой наставник же, напротив, пошел еще медленнее по своему полотну. Судя по мокрой майке, он пришел сюда намного раньше меня — вероятно, тоже выпустить пар. А у меня еще не выступила и первая испарина.

— Варуна, вы упомянули о какой-то петле времени в эпоху таких же катапульт…

— Не уверен, что таких же, но модус операнди у них схож.

— Вы обещали при случае рассказать. Можно считать, что сейчас тот самый случай?

Он фыркнул и, покрутив рукой, как будто хотел изобразить ползущую змею, рассмеялся:

— Ужом, ужом! Ну как тут от тебя отбояриться?! Есть сведения, что скачок во времени совершался и в древности, в результате нарушения работы некоего полумифического прибора, о котором сейчас мало что известно. Предположительно это было устройство для мгновенного перенесения в пространстве, и оно отчего-то вышло из строя. И вот в результате того скачка во времени образовалась так называемая «петля», в которую и ушла одна из множественных веток развития событий. Темповояжеры и их мир по сей день находятся внутри вселенной-петли. Но это лишь гипотеза.

— Как же мы узнали о петле, если находящиеся внутри нее не могут сообщаться с другой веткой?

— Видишь ли, в чем дело… Могут. Могли, во всяком случае. Но ни к чему хорошему это не привело, потому что в те времена и жители нашей ветки были дикарями. Они, в общем-то, рванули туда только затем, чтобы заполучить новые территории, потому как тогда никакого учета за численностью населения не велось. Так вот, в той войне и применялись похожие по описанию баллисты. Конечно, если всё это не просто легенда…

— Странно.

— Что?

— Странно, имея «Тандаву» под рукой, не узнать до мелочей такие важные сведения…

— В том-то и дело! Всё, что относится к петле — это область затемнения. Петля не позволяет переброску суры, полностью исключает создание переходного коридора. Да никаких действий она теперь не позволяет! Такое впечатление, что пространство-время там вывернулось по отношению к нам наизнанку. Приобрело противоположные качества. Как материя и антиматерия, как суры и асуры… Поэтому период Зеркальной войны для нас — темное пятно.

— Какой войны?

— Зеркальной. Или Войны Теней. Потому что по ту и эту сторону миры населяли двойники, то есть одни и те же люди, существовавшие в различных ипостасях…

— И как они там, в петле, живут? Всё время проживают одно и то же?

— Если и так, то они об этом не подозревают. Это наподобие зацикленной записи музыки.

— Колесо…

— Колесо Сансары, — Варуна кивнул и снова побежал. — Колесо вечного, но бесплодного перерождения…

Я посмотрел под ноги себе и ему и вспомнил белку, вот так же, как и мы сейчас, бегавшую в своем колесе на одном и том же месте. Да, не хотел бы я оказаться в мире из временной петли… С другой стороны, кто сказал, что мы здесь не сидим в такой же петле, а они, антиподы, не считают нас узниками темпорального парадокса?

— Савитри надеется найти способ прояснить сознание людей, — вспомнив наш с нею разговор у зооуголка, сказал я.

— Да, это у нее идея-фикс. Знаешь что… Ты приостановись-ка… — Варуна оперся локтями на поручень и подался в мою сторону. — Ты приглядывай за ней, когда я улечу домой. Ее нужно иногда останавливать, чтобы не увлекалась.

— Постараюсь, но только я для нее не авторитет.

— Это еще неизвестно, кто для нее авторитет, кто нет. Она не может видеть, во что ты одет и какие маски прицепляешь, чтобы понравиться, например, девчонкам. Но видит суть. И от этого зависит, кого она подпустит к себе ближе, а от кого вообще сбежит.

Что-то, предчувствию подобное, шевельнулось в душе.

— Почему она не может видеть, во что я одет? — насторожился я, пытаясь ухватить догадку, но не успел, и Варуна ответил:

— Она слепорожденная. Мы ничего не смогли поделать, сколько ни пытались. А когда поняли, что она гораздо лучше видит иным способом, чем могла бы видеть глазами, то и вовсе перестали ее мучить, таскать по врачам, обследованиям. Тем более, медики не могли установить причину, а многие серьезные светила и подавно считали, что это не отклонение и не болезнь, а просто уникальное проявление способностей мозга. У нее врожденное умение воспринимать окружающее непосредственно сознанием. Она видит всё и сразу — позади, сверху, снизу — ей не нужен для этого свет, она увидит в дыму и в тумане так же, как в чистом прозрачном воздухе. Но своим, особым, образом. Я даже толком и не представляю, какими она рисует себе всех нас.

Теперь понятно, почему она так обиделась на мой глупый вопрос. Вот я дурак!

— Но просто так ничего не дается… — с горечью продолжал отец Савитри. — Ради этого девочка задействует возможности мозга на все сто процентов. Ты ведь понимаешь, к чему это может привести?

100