Пари с будущим - Страница 73

Я кивнул, и вскоре мы вошли в громадный зал, напоминающий обсерваторию.

— Тихо, — велела Аури. — Стоим тут и разговариваем тихо-тихо. Сейчас вы увидите главное — то, ради чего и выстроена вся эта станция.

Тренажер «Тандава»

Прямо посреди зала вращались две сферические решетчатые центрифуги. Их вращение было необычным: наращивая скорость оборотов, прозрачные шары словно бы исполняли какой-то сумасшедший танец — вальс, или как там подобное называли в дремучие века? Сиртаки? Нет, не силен я в этих плясках прошлого…

Внутри центрифуг, зафиксированные в специальных пазах за голову, кисти и щиколотки, кружили во всех направлениях две спящие женщины. Мне показалось это диким, и я невольно взглянул на Аури. Но та по-прежнему оставалась невозмутима и даже слегка улыбалась, а в ответ на мой немой вопрос только и сделала, что приложила палец к губам.

Отвлекшись от распятых «танцовщиц», которых было уже почти не видно из-за бешеного вращения устройств, я стал изучать остальных, кто находился в зале.

У гигантского пульта стоял широкоплечий мужчина в черном комбинезоне техника и с непременными дополнительными руками-манипуляторами. Скорость его действий была едва уловима для глаз. Во всяком случае, я даже гипотетически не мог предположить, что именно он там наколдовывает.

С трех сторон от оператора в воздухе нависали голографические экраны, и каждый транслировал что-то свое.

На первом, как мне показалось издалека, медленно менялась кристаллическая решетка ртути. Ромбоэдрическая структура постепенно становилась кубической. Кубической гранецентрированной. На третьем курсе мы называли практические работы по преобразованию ртути в золото «алхимическим мракобесием». Кто-то из заучек объяснял подоплеку этой хохмочки тем, что, дескать, в древности дикари пытались проделать замещение путем перегонки вещества при нагревании с добавлением примесей — химическим методом. Словом, несуразностей в опытах дикарских естествоиспытателей было множество, и называли этих странных людей алхимиками. Но из учебного курса мне так и не удалось понять, для чего им столь сильно нужен был этот мягкий и непрочный материал, которого полно, как грязи, а особого применения ему не найти. Ртуть и та куда полезнее…

Второй экран отображал бесконечное продвижение в черном тоннеле, по краям которого изредка промелькивали яркие точки или светящиеся облака газа. Вверху картинки перемигивались цифрами неведомые показатели, а внизу этот коридор был схематически представлен в наружной проекции. Начало и конец этого коридора фиксировали зеленые шарики-маячки, а положение наблюдателя внутри тоннеля — пульсирующей звездочкой, которая медленно, но верно, отдалялась от одного шара, приближаясь ко второму.

И, наконец, по мере того как центрифуги начали сбавлять обороты, останавливая танец, на третьем голографическом экране все четче проступали изображения-тени человеческих фигур и очень — очень! — медленная, неразборчивая речь. Голограмма становилась явственнее, и вот уже будто часть иного пространства ворвалась на территорию космической станции.

— Это визуализация фантазии? — шепнул я своей спутнице, но Аури снова приложила палец к губам и сделала большие глаза, указывая ими на экран.

Теряясь в догадках, я стал смотреть на виртуальную постановку. То, что это чья-то забавная фантазия, не подлежало сомнению: уж слишком нелепы были одежды людей на голограмме, их речь и антураж. Вероятно, постановка с историческим уклоном…

На окно убогой темной комнатушки тяжело опустилась крупная бурая птица со светло-серой головой. У нас, у поморов Северной Атлантики, их зовут орланами.

Почистив крыло массивным, хищно изогнутым клювом, птица боком, приставными шагами упрыгала по подоконнику на карниз. Хозяин комнатушки, пожилой лысоватый мужчина с непропорциональной фигурой, то есть худой, но с брюшком, ничего не услышал: слишком уж громко шипело и булькало у него в колбах и ретортах на длинном дощатом столе.

Не прошло и минуты после того как орлан убрался, и в дверь уверенно постучались.

Хозяин вздрогнул. Ему не хотелось открывать, однако стук повторился еще настойчивей. Затем некто за дверью подал голос. Язык, на котором говорил нежданный гость, был очень груб и медлителен. Никогда подобного не слышал…

Орлан снова заглянул в окно, высунувшись из-за карниза. После этого фокус картинки изменился: теперь экран отображал вид комнаты в том виде, каким бы она предстала наблюдателю с той стороны окна. Я опять вопросил взглядом Аури, и на этот раз она тихонько шепнула:

— Да, да, птица — это Гарута. Средство передвижения, разведка, плюс дополнительное наблюдение.

— Наблюдение за чем?

— Тс-с-с! Позже! Сейчас просто внимайте. Все объяснения — своим чередом!

Если это можно назвать сопровождающим комментарием, то не повезло профессору со мной. По своей врожденной недогадливости я не понял ни одного ее слова касательно какой-то Гаруты. Разведка? Хм…

Тем временем хозяин каморки уже успел открыть дверь.

Визитером оказался молодой мужчина, одетый хоть и небедно, в стиле какой-то древней-предревней эпохи, но все же как-то неопрятно: сотканные из неэластичного материала, длинные чулки на его ногах морщили, собираясь складками над забавными высокими башмаками, видавшими виды в точности так же, как и несвежая мятая шелковая сорочка. Главной же приметой гостя было то, что почти все одеяние его, кроме плаща, было черного цвета, даже поношенная сорочка. А вот плащ — тот выглядел серым и неказистым, особенно в сочетании с роскошным бархатным беретом набекрень, украшенным брошью, что скрепляла три орлиных пера.