— Ну вот, тебе на пятый, в пятьсот десятую комнату. Только ты это… в обход иди: тут у нас двери всюду заколочены намертво, топором не снимешь.
— Зачем?
— А кто их поймет? Чтоб, видать, если враг просочится, то уйти не сумел, — засмеялась она. — Ну, иди, тебе вон туда. А я, если что, тут вот, в двести восьмой. Заходи на чай.
— Спасибо.
— На третьем открыта дверь на лестницу в противоположном крыле, на четвертом — опять в том же, и центральная. Черт ногу сломит. Ну, давай, Денис, удачи.
Поубивал бы тех, кто это сделал! А из-за их заскоков при пожаре гибнут люди. И плевать им, что план эвакуации на первом этаже в холле висит, а там все эти двери обозначены как открытые… И с проводкой у них везде караул… И огнетушителей в упор нигде не видно… Черт, может, Николаич был прав и мне правда пора подаваться в пожарные инспектора с моим скверным характером?
Добравшись до двери с надписью 510, я постучал.
Бирюков-старший смотрел футбол и потягивал пиво. Поэтому, само собой, не слишком обрадовался моему появлению.
— Ты хто? — спросил он, изучая меня мутноватыми глазками.
— Я внук Антонины Вацлавовны, Денис.
— А-а-а! Пани Каминьской внучок! — пьяно гоготнул он. — Ну, ты проходи, не смотри на тесноту, присаживайся. Сейчас уже доиграют.
— Кто играет? — из вежливости поинтересовался я. Из вежливости, потому что футболом совсем не увлекаюсь — биатлон мне как-то ближе.
— Наши с татарами. Садись там, — Андрей Васильевич махнул рукой.
Открываясь, дверь подтолкнула меня в спину. Кто-то за нею нерешительно замер, потом снова попробовал приоткрыть. К тому времени я уже успел отстраниться, освобождая место входящему. Вернее, входящей.
Это была мама Никиты. Это от нее Бирюков-младший унаследовал раскосые глаза и плоский профиль. Насколько помню его подростком, смотрелся он забавно: лицо якута, голубые глаза, веснушки и мелко-мелко закрученные рыжеватые волосы, похожие на шапку. Такого трудно не заметить в толпе.
В руках у Бирюковой находилась дымящаяся сковорода.
— Ой! Денис?! А ты к Никитосу? — обрадовавшись было, тут же огорчилась она, понимая, что я зря прокатился.
— Да вот… хотел о компьютере с ним посоветоваться… Помню, он вроде разбирался… — промямлил я, озираясь по сторонам в поисках компа, но среди наставленной как попало мебели не нашел.
— Кто? Никитка? Ну, кажется, малость разбирался. Только он его на новую квартиру забрал, нам-то эта штука к чему?
— Много у вас сгорело?
— Бог миловал, дымом только пропахло все — матрасы, одеяла… А так вытащить успели. Мы, все соседи, не раз уж сетовали, что Вацлавна твоя так не ко времени приболеть вздумала и переехала. Я уж своему злыдню говорить устала: вот будешь пить, гад, так же кончишь, как алкаш сверху, да еще и квартиру подожжешь.
— Обещают вам квартиру?
— Да нам много чего обещали и обещают. Обещанного три года ждут, на четвертый забывают… Поужинаешь с нами?
— Да нет, спасибо, — я покосился на что-то жирное и скворчащее у нее на сковороде, чувствуя, что от одного запаха этого блюда комок тошноты подкатывает к горлу. — Я из дома.
— Ну хоть по бокалу чая? Или покрепче чего? А то ведь праздник, злыдень вон с утра уже назюзился.
— Чая, угу. Спасибо.
Тут Бирюков-старший радостно заорал «гол!» и повел носом:
— О, мать, уже чевой-та настряпала! Маладца! — он размашисто хлопнул ладонь о ладонь, растер их, как на морозе, после чего, довольный, подсел к столу. — Так чё приехал-то, парень?
— Андрей! — нахмурилась супруга и просемафорила ему бровями, но тщетно, потому что он даже не поглядел в ее сторону.
— Хотел с вашим Никиткой насчет одной приблуды посоветоваться…
— Ты чё, охренел? Он же женатый теперь, какие, в пень, приблуды еще?!! У него баба знашь какая — как про эту вашу приблуду узнает, таких дюлей ему взвесит, до пенсии на аптеку работать будет!
Обалдевшая от моего заявления Бирюкова сначала приобрела вполне европеоидный вид, переводя совершенно круглые глаза с меня на мужа, а потом осторожно начала ему поддакивать. Я сначала, признаться, даже не понял, что такого ляпнул, но потом дошло. Это хорошо еще, что я ничего не начал заливать дальше, как собирался — про новый девайс, который многие пользователи — и я не исключение — иногда называют девицей…
Но зато теперь я мог быть уверен, что к розыгрышу с Варуной слесарь Бирюков касательства не имел никакого.
— Андрей Васильич, вы меня не так поняли, «приблуда» — это устройство такое… вспомогательное… для компа!
Он недоверчиво посверлил меня затекшими глазками, изрыгая пивной дух и ненавязчиво поикивая:
— Лапшу мне вешаешь?
— Нет, правда. Честное пионерское!
— Млин! Пионэр выискался! — гоготнул Бирюков и расслабился. — Пиво бушь?
— Не.
— За рулем, что ли?
— Ну… почти. У меня сегодня смена, поэтому нельзя… как бы… Просто хотел кое-что для компа себе купить, а Никитка вроде в этом деле рубит, ну и…
— Весь в бабку свою, — покачал головой Андрей Васильевич, небрежно указав рукой в мою сторону. — Вот ведь карга старая — а туда же: а это как, Никитос, пашет?.. а там чего?.. а тыцнуть куда теперь?
Я смолк, соображая, о чем речь, а Бирюков тем временем откупорил желтыми зубами очередную бутылку «Жигулевского».
— А… — попробовал заговорить я.
— Ну, не кашляй! — он чокнулся с моей чашкой чая и приложился к горлышку.
— В смысле — баба Тоня приходила к Никитке и спрашивала его про комп? Вы серьезно?