Пари с будущим - Страница 179

179

Искренне Ваш, М.К. Ганди».

Улыбка Шивы

Я прибавил звук в автовизоре и, вскользь заметив себя в зеркале обратного вида, постучал кулаком по коленке. Судя по отражению, к возрасту Дениса Стрельцова добавилось лет двадцать, и я о прожитых годах ничего не знаю.

Меня вернуло сюда сразу после смерти человека, который, желая изменить мир, сам стал этим изменением. Вернуло со знанием того, что я не должен потерять из вида черный бронированный «Мерседес». Тот вальяжно встал у переезда, под предупредительным световым табло, оставив позади свой эскорт, усердно маскирующийся под случайных попутчиков.

Сегодня мой последний день. Последний день Дениса, которому не суждено разрешить свою задачу иным способом. Я знал это и уже попросил у него прощения. Мне нужно приблизиться к Стяжателю на минимальное расстояние и сделать то единственное, что могу в этой инкарнации. Испепелить его на месте. До сих пор выйти на асуру не удавалось, поэтому потерять шанс сегодня — это потерять мир навсегда. Есть еще отсрочка перед Завершающей войной, есть… Но всего несколько лет — и будет поздно.

Я отвлекся и посмотрел на голограмму автовизора. Меня удачно отвлекла от тяжких размышлений передача «Этот день в истории».

— Тридцать лет назад Папа Римский Иоанн Павел II во время своего визита в Индию посетил ашрам Махатмы Ганди, где по индуистскому обычаю возложил гирлянду к его статуе…

Ведущий менялся вместе со своей передачей и был ее неотъемлемой частью. Уже и голос не тот, уже не та осанка, и щеки повисли, и брюшко выступило под пиджаком — но он по-прежнему оставался лицом «Этого дня», поэтому повеяло вдруг на меня чем-то из юности, какой-то надеждой, отогнавшей мысли о скорой смерти…

На кадрах старой хроники старик-понтифик поднес гирлянду из цветов шафрана к изваянию Ганди и медленным, слабым движением опустил ее возле каменного посоха маленького, устремленного вперед человека.

«Скорее ты пожмешь руку Папе Римскому в Ватикане, чем прорвешься к Тараке», — прозвучал в ушах голос Савитри, и сказано то было тысячи лет вперед, в нашу с нею первую и единственную ночь.

— Затем Папа вознес молитву заповедей блаженств…

И в последний миг съемки я успел уловить, как Иоанн Павел II протягивает руку (на костяшку мизинца правой налип оранжевый лепесток) и слегка касается пальцами каменной кисти Махатмы. Голограмма уже сменилась, а я все сидел и неподвижно смотрел в одну точку — на табло, мигающее ярко-алым у переезда, — пока не вздрогнул от странного шума сбоку.

Мимо, качаясь и едва не скатываясь в кювет, пронеслась грузовая фура. Я успел разглядеть бешеные от ужаса глаза парня за рулем, пассажирку-блондинку и мотылявшуюся между ними подвеску под зеркалом — яркого павлина…

«Черт, в поле сворачивай!» — безмолвно проорал я им вслед.

Он пытался, но у него ничего не получалось, и машину снова выбрасывало на дорогу.

К переезду уже летел товарняк.

Время превратилось в желе… Я увяз в нем, и в памяти оставалась только рука понтифика на руке изваяния…

Замерзшим маятником раскачиваясь из стороны в сторону и ме-е-едленно-медленно цепляя машины, фура вгрызлась в автомобильную толпу эскорта Стяжателя, как ледокол в торосы, сгребла все легковушки перед собой и поволокла вперед, ими же и тормозя.

Алая надпись табло парализованно замерла, сменяя одно слово на другое. Секунды на часах едва отсчитывались…

Куча-мала волной накатила на «Мерседес», тяжело нырнула далеко за шлагбаум, встала… «Мерседес» продолжал катиться на рельсы…

…Грохот и оглушительный скрежет. Я выдохнул. Стремительно помчалась вдоль виска, по скуле, по щеке, к подбородку капля пота, сорвалась вниз. Побежали секунды. Пролетел мимо состав, разнося в стороны черные клубы дыма. Кругом кричали, выскакивали из машин, снимали на камеры…

На онемевших ногах я тоже вышел наружу, хлопнул дверью и побрел в сторону высокой светловолосой женщины из фуры. Она стояла на подножке и, таким знакомым жестом зажав ладонями нос, провожала взглядом состав, что визгливо притормаживал вдалеке.

Поле вокруг переезда заволокло дымом взорванного мерседесовского бензобака, куски разнесенной в клочья машины горели на шпалах, а по рельсам размазало кровь, такую же ярко-алую, как предупредительная надпись над шлагбаумом.

— Да что же ты, придурок такой, на мою голову навязался?!

Блондинка-пассажирка, неведомым образом оказавшись уже по другую сторону от фуры, с истеринкой в голосе напала на пацана-водителя. А девушка все сильнее мне кого-то напоминала…

— Раз в жизни попросила его с дачи подвезти — подвез!!!

— Да я ж нарочно, что ли? — парень неуверенно защищался локтями от ее увесистых затрещин, прятал голову и отступал в груду машин эскорта покойного Стяжателя. — Там тормоза накрылись…

— Да ты сам тормоз! Ты посмотри, ты посмотри туда, что ты наделал!

Он оглянулся, увидел окровавленные рельсы, спазматически дрогнул и, нырнув в канаву на обочине, вывернул в пыль содержимое желудка.

— Светланка, ну и зачем ты так на него? — спросил я. — Это же… Блин, черт побери! Да это же тупо несчастный случай! Поверить не могу…

Только тут она заметила меня. Зеленоватые глаза стали совсем Ленкиными, хотя еще секунду назад метали молнии Шивы-Разрушителя.

— Папа Денис! — обрадовалась она, на мгновение забыв о случившемся. — О, господи, куда же ты пропал? Мы весь город обыскали. Мама уже неделю вообще не отключает скайп-конфы с моргами и больницами, ты же знаешь, какая она оптимистка…

179