Пари с будущим - Страница 17

Что бы ни случилось, какой бы политический строй ни приключился в стране и какая погода ни стояла бы на дворе, родители приезжали на обеденный перерыв домой. За стол всегда садились в нашей просторной кухне с «шахматным» полом и непременно под лопотание телевизора, который при этом смотрели редко.

Так было и сегодня. Когда я, вымывшийся и свежевыбритый, присоединился к их компании, один из каналов показывал один из моих любимых фильмов, но, увы, уже самый конец.

«Охотника на оленей» я пересматривал раз десять, не меньше, и он мне не надоедал, а игра актеров потрясала. Сейчас я застал сцену, где герой Де Ниро находит героя Уокена в одном из игральных притонов Сайгона.

Роберт в костюме гражданского, с мятущимся взглядом и твердой решимостью вырвать друга из заведения игроков со смертью. Кристофер — в простой рубашке с расстегнутым воротом и алой повязкой на голове. Смертники обматывали головы шарфами, чтобы в случае выстрела мозги не разлетались во все стороны.

— Помнишь, как ты любил лес, деревья, Ники? Помнишь? Ты же так любил горы! Ники! Ники, это я, Майкл! Давай уедем, вернемся туда, в лес, к деревьям! — торопится говорить Майкл, заглядывая в невидящие глаза выжженного изнутри друга, а вокруг орут болельщики, делая ставки на чужую и трижды никому не нужную жизнь.

Лицо Ника вдруг озаряется воспоминанием. Губы его начинают что-то бормотать — кажется, он хочет выговорить имя человека из прошлого, того прошлого, которое давно вытравил из себя ежедневными осечками револьвера и наркотиками.

Сквозь равнодушную маску вдруг проступает прежний рубаха-парень, и серые глаза его на несколько секунд воскресают:

— One shot, Майкл? — c мечтательной улыбкой спрашивает он, пытаясь поднести ствол к виску.

— One shot! — подтверждает Де Ниро, мягко, но настойчиво отклоняя его исколотую руку с револьвером на стол. — Уедем, Ники! Уедем со мной!

Продолжая все так же по-детски улыбаться, Ник высвобождается, твердо втыкает ствол в обмотанный алым висок… я отворачиваюсь. Потому что, как всегда, звучит выстрел, и я уже знаю наизусть, что будет дальше, и мне почему-то не хочется сегодня смотреть на сцену, где Де Ниро отчаянно кричит над мертвым другом, который даже не успел понять, что произошло.

— Тяжелый фильм, — сказала мама, придвигая мне тарелку. — Нашли что посмотреть перед обедом…

Действительно — и как это папа не переключил на какой-нибудь канал для карамельных домохозяек?!

— Ты ел что-нибудь утром? — продолжала она, глядя на меня.

— Ну да, — я отломил кусочек горбушки и сунул за щеку. — Бутер.

— Бутер?! Это еда, по-твоему?!

— А что же это?

Она никак не может привыкнуть к моей гастрономической неразборчивости. Меня на завтрак всегда устраивал бутерброд, и я никогда не страдал по отсутствии каши или какой-нибудь там глазуньи с беконом… Хм, тем более, что бекон мы сегодня уже проходили, пусть и во сне.

— Ох, когда же ты уже хоть немного научишься готовить? — посетовала мама.

— А я и так умею, — загибая пальцы, я начал перечислять: — Считай! Кофе. Кофе с сахаром. Кофе с сахаром и молоком или сливками. Чай. Чай из пакетика. Чай из пакетика по второму разу. Бутер с колбасой. Бутер с сыром. Бутер-хоть-с-чем-нибудь. Яичница. И коронное блюдо — какая-то горелая фигня.

— Это ты про шашлыки? — не удержался папа, припомнив мне вершину моего кулинарного искусства на даче у Кирпича.

— А! Точно! Это были шашлыки!

Тут мама устремила взор поверх моей головы, а за нею следом и отец. Я, в отличие от них, сидел спиной к двери, и мне пришлось развернуться.

Кутаясь в халат, позади меня стояла баба Тоня. Сколотые гребнем на затылке, ее темно-русые с проседью волосы неаккуратно топорщились во все стороны, как будто она только что подскочила с подушки и сразу же примчалась сюда.

— Володя, так ты купил чеснок, как я просила?! — с порога набросилась она на меня.

Блин.

— Мама, а для чего тебе чеснок? — поинтересовалась моя мама у своей. — Есть же еще головки две-три!

— Мало! Я их уже вынула. Надо еще!

— А зачем много? Он же высохнет!

— Высохнет — свежий купим! — уверенно каркнула бабушка и снова воззрилась на меня. — Володя, не слушай Яну, сходи и купи с полкило, а можно и больше!

По экрану побежали заключительные титры фильма. Мама с папой сделали вид, что их тут нет. Типа — твоя бабушка, ты и разбирайся, ага.

В дверь настойчиво позвонили. Ну, поесть мне сегодня не дадут точно! Как сидящий с краю, я отправился открывать.

На площадке стоял один из моих коллег, я даже помню его в лицо, но имени не знаю. А подъезд основательно заволокло дымом.

— Здоров, — сказал он мне, тоже, видимо, узнавая по физиономии. — Тут у вас в какой-то из квартир задымление. Не знаешь, у кого может быть?

Я подумал про наших люмпен-пикассо и мстительно представил себе картину, как мои коллеги выламывают им двери топориками, поскольку тех не оказалось дома либо они там оказались, но в беспробудно спящем (от пьянки или наркоты) состоянии.

— Наведайся в восьмидесятую.

— А чё там, притон какой?

— Неведомо! — развел я руками.

Наверное, он уже пробежался по их вечно загаженной площадке.

Закрыв дверь, я едва не наткнулся на стоявшую у меня за спиной бабушку. Она была похожа на призрак. На такое очень и очень навязчивое привидение. Это как в хреново сделанных ужастиках: закрываешь холодильник — а за дверцей монстр в уголочке.

— Вот говорю же тебе — сходи за чесноком!

Я плюнул и, накинув куртку прямо на футболку, в домашнем трико и с мокрыми волосами отправился на микрорынок, чертыхаясь из-за отключенного пожарными лифта.