Пари с будущим - Страница 154

154

Почти всю дорогу до жилища Мельци мы проговорили о математике, и пару раз я ввернул в диалог провокационные фразы. Дескать, мне хотелось бы узнать, что будет лет через сто после нас. Леонардо лишь скептически сжимал губы и кривовато усмехался. Я видел, что понятие времени здесь воспринимается очень специфически. Если в эпоху, где жил Денис, сутки проскакивали незамеченными и все его современники постоянно суетились и куда-то бежали сломя голову, а в моем мире день растягивался или сжимался в зависимости от практической необходимости, то сейчас, среди неспешности событий, даже неделя казалась вечностью, а отношение к времени было очень неопределенным. Само понятие уже существовало, но у меня было субъективное ощущение, что даже люди просвещенные еще не совсем привыкли к этому открытию.

Когда же зашумела поблизости бурная Адда, непокорно прыгая на порогах и беснуясь в своем каменистом русле, мессер словно воспрянул из пепла. Удручающая, мятежная бытность Милана сменилась покоем полудикой природы, растаяла в прошлом, точно пятно от вздоха на поверхности зеркала. Находиться здесь, в Ваприо Д'Адда, было мастеру привычно и по душе.

Нам оказали пышный прием, во время которого дерзкий Салаино нет-нет да и подтрунивал над пафосом хозяина виллы, Джироламо Мельци, а тот лишь смеялся, и в конце концов высокопарность его речей иссякла. Стало по-домашнему уютно, как в прежние наши наезды. Я знал это через воспоминания самого фра Луки.

Тут послышался торопливый топот: с лестницы к нам сбежал сын Джироламо, девятилетний Франческо. Со времени нашего прошлого приезда его густые пшеничные волосы отросли и заметно потемнели, а светло-серые глаза остались прежними. Поздоровавшись с нами вскользь, он, глядя на синьора да Винчи, сумбурно затараторил о каком-то «дождемере». Отец попытался одернуть его, но Леонардо сделал рукой останавливающее движение и внимательно склонил голову к мальчику.

— Шарик! Шарик опустился сейчас на последнее деление кольца! — воскликнул Франческо.

— Какое кольцо, какой шарик? — раздраженно перебил его сер Мельци.

— Ч! — на сей раз Леонардо вскинул палец к губам и сверкнул глазами на хозяина дома, но в следующий миг смягчил свой жест улыбкой: — В свой прошлый приезд, друг мой, мы с вашим сыном соорудили для него одно приспособление. С помощью этой конструкции можно узнавать, какая будет погода через день-другой.

— Ах вот оно что! — сер Мельци засмеялся. — Теперь понимаю, каким образом он водил нас всех за нос!

Салаино хохотнул и, вгрызаясь на ходу в сочную грушу, потащил наверх сундук своего учителя.

— Это дождемер! — широко распахивая ясные глаза, пояснил мальчик. — Но сейчас он, кажется, сломался. Даже перед ливнем я не видел, чтобы шарик опускался так низко.

— Пойдемте посмотрим, — предложил Леонардо, словно забыв усталость с дороги.

Да и неудивительно: все же мессер да Винчи моложе фра Пачоли на целых семь лет! И я поволок тяжелые ноги пожилого монаха вслед за всеми, когда мы отправились в комнату Франческо.

Дождемером они с Леонардо звали гидрометр, самый первый прототип будущих метеоприборов. В изобретении маэстро все было гениально просто: шарик из воска и шарик из хлопка вместо чаш на «коромысле-весах». Сами «весы» крепились к кольцу со шкалой, отмечающей степень влажности воздуха. Сейчас хлопковый шарик опустился ниже последнего деления.

— Бениссимо! — проведя длинными пальцами по бороде, высказался Леонардо.

«Бениссимо» и «интересанте» — «замечательно» и «интересно» — были самыми частыми выражениями в словаре мессера, употребляемыми по мере значимости. Причем «бениссимо», как правило, выражало превосходную степень его оценки.

Итак, да Винчи сказал «бениссимо» и, несолидно присев на корточки перед прибором, принялся его разглядывать. А мне, признаться, стало как-то нехорошо. Я уже понял, что он сейчас скажет.

Прикоснувшись к шарикам, проверив крепление «коромысла» к медному кольцу и даже устойчивость прибора на столе, маэстро посмотрел на Франческо, а потом на нас с синьором Мельци:

— На вид конструкция исправна. Она предсказывает великий дождь или бурю…

Хозяин виллы перекрестился и поцеловал ноготь большого пальца. Мальчик растерянно захлопал ресницами:

— Потоп, мессер Леонардо?!

— Не настолько великий для потопа, — усмехнулся мой друг. — Но прополощет знатно. Что ж, — он легко поднялся на ноги и хлопнул в ладоши, — пока этого не произошло, я предлагаю небольшую прогулку по окрестностям!

Я постарался сделать самый что ни на есть незаинтересованный вид и поскорее отвернулся от прибора. Из жизни Дениса Стрельцова мне вспомнилась строчка стихотворения классика:

А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой…

Это было некстати, поскольку вызвало у меня светлый образ русички Тамары Святославовны Рудановой и, как следствие, глупую улыбку. Надеюсь, что я смог вовремя взять себя в руки и никто ничего не заметил.

На протяжении всей прогулки мои спутники с тревогой поглядывали в небо, но до самых сумерек не было ни облачка, и солнце, клонясь к закату, отражалось в спокойных водах канала Мартезана. В конце концов Салаино заявил, что дождемер бессовестно наврал, в ответ на что обиженный за свое изобретение маэстро отозвался в том духе, дескать, неужели кто-то или что-то может врать бессовестнее одного бездарного чертененка, у которого вечно все валится из рук и из головы. Синьор Мельци, шагая рядом со мной позади мессера и его ученика, рассуждал о виноградниках, а я его почти не слушал. Точь-в-точь как маленький Франческо, я внимал своему другу, поглощая всю информацию, какая только поступала: слова, жесты, взгляд… Мне нужен был ответ на самый главный вопрос. Хотя в их препирательствах с названым сыном тоже была своя прелесть.

154