После этого случая он все же перестал корчить из себя властелина всея Галактики и выступал на порядок реже, да и то если были особо веские причины. За что Ума тайком вручила мне виртуальный орден освободителя от рабства. Который, между прочим, они состряпали вместе с доком в графической программе, но выглядел он почти как настоящий.
С Умой я часто устраивал заплывы в самом большом бассейне станции. Пловчихой она оказалась отменной и не раз обставляла меня по части кроля. Брасс, правда, давался ей хуже. Но соревноваться с нею было одно удовольствие. И вообще она мне нравилась как девушка, однако, глядя на их общение с Шивой, я догадался, что они друг к другу неравнодушны, а потому всякие мысли о поползновениях в ее сторону отбросил. Она же относилась ко мне очень дружелюбно и не раз со смехом вспоминала подробности нашего первого знакомства, когда в один и тот же день поссорилась с Шивой, получила распоряжение встретить меня и присмотреться к будущему сотруднику, а потом еще по неосторожности вляпалась в заросли кактусов и была из-за этого очень зла на весь белый свет.
А вот с кем я так и не смог однозначно определить отношения даже на исходе года, так это с Савитри. Они могли все вместе прийти ко мне в каюту и болтать допоздна, а она — засидеться и подольше. Мы с нею гоняли чаи, я занимался починкой чего-нибудь, а она до глубокой ночи что-нибудь рассказывала. И мне это очень нравилось, особенно слушать звучание чуть хрипловатого чувственного голоса. Иногда я досадовал: ну почему такие голоса даются женщинам, во всем остальном избегающим сексуальности? Савитри всех держала на расстоянии. Страха и зажатости в ней не было. Она просто вела себя очень странно, и к ней не решались подойти. Наверное, и я не решался. Просто не видел такой необходимости. Но болтать с ней по ночам и выходным мне нравилось.
Но иногда она вдруг обижалась на какую-нибудь незначительную, с моей точки зрения, фразу и переставала со мной общаться. Мой недоуменный вопрос «а что я такого сказал?» вызывал у Умы бурный приступ смеха. Ей он напоминал растерянность сломавшей что-нибудь Савитри: «Я ничего не нажимала, вообще не прикасалась!» По мнению Танцовщицы, мы с дочерью Варуны были в этом похожи.
— С нами она ведет себя так же, — успокаивала меня Ума. — Я знаю ее уже не один год, но так и не разобралась, что происходит в ее голове. Но сейчас она превзошла саму себя.
Всё прояснилось незадолго до отпуска, в одну из традиционных ночных посиделок у меня в каюте. Шива, зевая, ушел спать, а Ума осталась с нами. Болтать приходилось ей: я сопел над запасной приблудой от установки управления центрифугой, Савитри же мрачно молчала.
— Как же я хочу домой! — потянувшись, простонала Танцовщица. — Ужасно по всем моим соскучилась!
— А я — нет, — вдруг буркнула док, уставив невидящий взор куда-то в пол.
— Чего это еще?!
Я тоже поднял голову в недоумении. Она так страдала из-за отлета отца, а теперь — такое. Может, это она просто из вредности? Эта же мысль пришла и Уме:
— Да ладно тебе! Кого ты пытаешься обмануть? — и она подмигнула мне. — Варуна по тебе соскучился не меньше!
— Некогда ему там скучать. Он обо мне, наверное, и не вспоминает!
— Это еще почему?! — вырвалось у меня.
— Потому что у меня там теперь есть брат.
— В каком смысле?! — опешила Ума.
— В новорожденном. А чего бы, вы думали, папа туда так рвался…
Танцовщица восхитилась:
— Вот это да! Слушай, у вас же с ним такая разница в возрасте, что он запросто мог бы быть твоим сыном, а Варуне — внуком!
Савитри нахмурилась еще сильнее и пробурчала что-то о престарелых безумцах, не наигравшихся в куклы. В отличие от зрячих, привыкших хотя бы иногда заглядывать в зеркало, док за мимикой не следила, и из-за этого ее странное, часто меняющееся лицо смотрелось презабавно. Все эмоции читались на нем, как будто их выписывали крупными пиктограммами на чистом листе бумаги. И мне стало ее жалко. В том смысле, что Савитри была так сильно привязана к отцу и даже столько времени не решалась вслух заговорить о своем гипотетическом сопернике — младшем братишке. Нам на курсе психологии как-то объясняли, что похожий кризис случается в семьях, где заводят второго ребенка тогда, когда первому меньше шести. Но ведь не двадцати шести!
— Ладно, перестань ее дразнить, — оставив детали на полу, попросил я Уму, которая раззадорилась и начала поддразнивать закипавшую подругу, а потом поднялся на ноги.
— Вот поэтому я и не хотела вам говорить! — холодно высказала ей Савитри, после чего, поджав губы, умолкла.
Я подошел к доку и положил ей ладони на плечи. Она слегка вздрогнула, но высвобождаться не стала. Я состроил Танцовщице внушительную гримасу и только потом понял, что Савитри все равно заметит. Но док сделала вид, что не заметила, а молодчина-Ума сразу же изящно сменила тему.
Когда они уходили каждая к себе, Савитри чуть задержалась на пороге.
— Спасибо тебе, огонек! — скороговоркой пробормотала она, неуклюже ткнулась губами мне в щеку и почти побежала вслед за подругой.
Огонек! Ну надо же, выдумала…
И вот наконец-то мы отчаливаем на Землю!
Два года мечтал, грезил об этом событии — и вот ничего особенного не чувствую.
Когда отправлялся, думал, что семи дней на общение с родней и старыми друзьями будет мало, хотел изобрести повод, чтобы не ехать потом в Трийпуру в гости к Варуне и Савитри, как мы договорились с коллегами. Но на месте все оказалось иначе.
Домашние устроили мне грандиозную встречу на острове Солнца: еще бы, ведь два года они ничего обо мне не слышали. И если родители понимали причину секретности и не доискивались правды, то дедушкам, бабушкам, дядьям, теткам и кузенам с кузинами объяснить, что расспросы неуместны, было трудно. Хорошо, что вмешался отец и отбил меня у любопытных.